Серия «Курсантское»

Что нужно технику

Авиатехник. Мужик лет пятидесяти. С профессиональным сизым носом и аллергией на сигареты с фильтром. Про него накорябано на столе в караулке:

Вечно пьяный, вечно сонный - техник авиационный.
Морда в масле, жопа в поте, но зато - в Аэрофлоте.
Тайно влюблён трепетно и страстно в поршневой АШ-62ИР.
Ставит в тупик кадетов перед запуском самолёта вопросом: "Технику нужно что?"..
- Чтобы журнал чистым был!
- Чтобы движок не грелся!
- Бабу!
- Канистру бензина!
Смотрит хмуро на личинок пилотов:
- Дебилы! Технику нужно ...беречь!

Не для ЛТ

Вспомнилось тут ))) Для ЛТ слабовато, думаю, поэтому выкладываю просто так.

Не для ЛТ Курсанты, Ан-2, Мат

Было это в конце 90-х, в Сасовском Лётном. Я, будучи кадетом, долётывал вывозную программу  и, сдав соответствующие зачёты, был готов вылететь первый раз самостоятельно. День выдался прекрасный. Завтрак, как всегда, скудный, самолёт знакомый. Хотя какой, к чёрту, знакомый, с 11 часами налёта? Борт сразу со стоянки улетел в зону, но через пару часов уже вернулся и наступил мой звёздный час. По плану ко мне в правое кресло садился ещё один зелёный кадет с ещё меньшим, чем у меня, налётом, а я должен был вырулить, взлететь и продемонстрировать всему командному составу по возможности идеальный прямоугольный маршрут с заходом на посадку, посадкой и заруливанием. "Коробочку", то есть.

Если боги пошлют мне трезвость, смелость и идеальную коробку, мне надлежало, дословно: "не ссать, а поводить жалом и в случае отсутствия инструктора рядом со стоянкой, запрашивать выруливание и валить на вторую коробочку".

В общем-то, так оно и получилось. Выруливание, взлёт, первый разворот, второй, траверз, третий, закрылки, четвёртый, выравнивание, посадка. К стоянке я прикатился уже бывалым авиатором. Поводил жалом, идентифицировал башку инструктора с дымящейся папиросиной в зубах и фуражкой набекрень где-то в окрестностях диспетчерского кунга, рассмотрел машущих из-под тента дружбанов, с которыми 8 минут назад ловил оводов и считал штурманский журнал и запросил выруливание на исполнительный старт.

Вторая коробка почти целиком вышла такой же, как и первая. Но, увы, не вся. Уже перед самой посадкой, выравнивая вялую и валкую на низкой скорости тушу Ан-2, я осознал, что до твёрдой, травянистой земли вовсе не 1.5 - 2 метра, как положено. А все 4. Или даже больше. И скорости уже нет. А пинать от себя РУД и уходить на второй круг, упираясь коленом в штурвальную колонку, чертовски очково и совсем уже неуместно для такого бравого идиота, как я. И тогда в тишине малого газа, когда слышно как шумит воздух, обтекающий консоли, сделал я свою генеральную за всё обучение глупость. Перепутал кнопки СПУ и вместо внутренней связи, в общий эфир заявил: "Лёха, держись крепче, сейчас кааак пизданёмся!". Лёха, собственно, уже осознав что что-то происходит не так, как обычно, совету последовал - побледнел, бросил штурвал и вцепился в ремни.

Самолёт покачался ещё секунду, скользнул брюхом вниз, как бы пытаясь обнять консолями убегающее "посадочное Т" и чётко, на три точки, влепился в землю. По идее, он должен был скозлить и отскочить вверх, но скорости ему не хватило, да и коснулся он не только передними стойками а потому, трудяга благородно простил криворуким кадетам очередную грубую посадку и, тяжело скрепя и звеня своими самолётными потрохами, поскакал по кочкам и коровьему говну в сторону стоянок.

Последствий, в общем-то, не было. Заставили меня ещё раз сдать зачёт по действиям при уходе на второй круг и отлетать десяток коробок с уходом под присмотром инструктора. А потом сажали справа к каждому, кто из эскадрилии вылетал первый раз самостоятельно. Зато сам инструктор до конца лётной практики припоминал мне этот нелепый случай. Бывало, где-нибудь на маршруте возьмёт и поинтересуется, а не желает ли у нас курсант NormoSPB сообщить, к примеру, рязанскому пеленгатору, что у нас в салоне накурено или снова наблевал кто-то из кадетов в ведро за 15 шпангоутом. Золотой человек. Благодарен ему за всё искренне и глубоко.


Фотография из этих ваших интернетов.

Показать полностью 1

Продолжение поста «Бесёнок»

30 декабря 1994 года.

В казарме от роты осталось 26 человек. Сплошь - матёрые “залётчики” по мнению начальства и те, у кого дорога домой и обратно занимает столько времени, что от отпуска оставаётся одна-две ночёвки и смысла ехать нет никакого.

Учёба закончилась, наряды остались. Вечерние поверки и отбой превратились в формальности. Днём кадеты вяло ковыряют снег деревянными лопатами, вечерами слоняются в тапочках по взлётке.

Весь третий курс почему-то остался в своих казармах, поэтому после отбоя центральная дверь и пожарный выход на втором этаже намертво заклиниваются дужками от кроватей.

Ровно в 22.30 из окна вываливается связка простыней, по которой наружу выбирается гонец с пустым брезентовым рюкзаком “Турист” (помимо дужек казарма снаружи закрыта дежурным на амбарный замок). Через полчаса гонец возвращается с полным брезентовым рюкзаком “Турист”, в котором лежит трёхлитровая банка спирта, две хлебных буханки, банка квашеной капусты и два гигантских, феерически костлявых солёных леща.

До утра простыни спускаются ещё дважды: спустить двоих посыльных в сугроб с задней стороны здания и поднять наверх компанию из тех же двоих плюс четверо местных барышень, весёлых и не слишком обременённых репутацией. На треть опустошённая банка делает незначительным вопрос о том, что в обязательном порядке должно произойти утром.

Для загрузки на второй этаж первую барышню гонцы привязывают за голову. Барышня сомневается и требует иных вариантов эскалации. Её отвязывают и делают из скинутых дополнительных простыней большую петлю, в которую можно сесть и романтически смотреть на звёзды, пока громко матерящиеся шёпотом кадеты затаскивают тело наверх.

Часов в 6 казарма засыпает.

В сушилке, в самом её центре, в густой, вязкой вони, в щели между горизонтальными радиаторами и решётчатым полом, спит кадет Сизов, раскинувшись мальтийским крестом. По периметру помещения, на заботливо разложенных шинелях, спят утомлённые разговорами гостьи.

На тумбочке клюёт носом дневальный. Синий берет одет кокардой вбок.

С одной половины на другую, через взлётку катается дружный храп. Пустая банка заботливо спрятана в шторе за тумбочкой, на которой стоит магнитофон. Пахнет перегаром и утренними пиздюлями.

31 декабря 1994 года.

Дневальный хрипло сообщает “Рота, подъём”. Остатки роты начинают вяло шевелиться. Начальник курса тоскливо смотрит на торчащие из двери дужки и, обходя пенаты, старательно избегает сушилки. Из огромного своего опыта он точно знает, что именно он там увидит и, учитывая то, что он планирует сейчас сообщить кучке сонных кадетов, он делает им подарок: не замечает висящего в казарме алкогольного амбре и надолго уходит в свой кабинет, давая возможность выгрузить из помещения полусонных, растрёпанных дам. После завтрака рота строится в коротенькую шеренгу и внимает:

- Ночью случилось потепление, граждане будущие пилоты! Состав с мазутом, стоящий на разъезде в Берестянках засыпало съехавшим с крыши склада снегом. Поэтому все имеющийся люди сейчас одеваются, получают инструмент и грузятся в автобус, после чего следуют к разъезду и откапывают застрявшие цистерны. Обед получите на месте сухим пайком.


Потрёпаный ПАЗик, набитый сонными телами стоит на железнодорожном переезде. Из-за густого перегара, наполняющего обшарпанный салон, гармошка входной двери открыта. В салоне, в обнимку с лопатами, спят кадеты. Похмелье, безысходность, серое небо. Впереди уже видна цепочка грязно-серых, в мазутных пятнах, сугробов, каждый - размером с 24-тонную железнодорожную цистерну. За этой отвратительной цепочкой явно виднеется развод на плацу в мокрых ботинках, полусонная ночь в караулке и утренний снег, сгребаемый железными скребками в ровные параллелепипеды по периметру плаца.

Водитель ПАЗика тоскливо дымит беломором и слушает мужика с лопатой, стоящего около открытой двери:

- На охоту давеча пошёл. Зайца бабке хотел добыть. К новому году. И Михална, дура, с пустым ведром навстречу. Ну ты понимаешь, Коля, с ведром! Чуть не пристрелил её. Надо обратно было пойти уже, а меня чёрт в лет понёс. Пять часов проваландался. А потом вижу - бежит по опушке ушастый такой, нажранный. Обошёл его по ветру, заряжаю четвёрочку, а они отсырели, наверное, еть ими ту Михалну через ведро! Заряжаю, щёлк: хуем… Опять обошёл, щёлк: хуем… Снова обхожу, щёлк!..

- Хуем… - нестройно выдавливает несколько голосов из салона.

- Да, хуем. А вы откуда знаете? Так и не добыл зайца, понимаешь? Михална, дура, со своим ведром…


Водитель меланхолично докуривает, машет рукой несостоявшемуся охотнику и везёт кадетов к их мазутной неизбежности.

А мы сидим в салоне и нам, почему-то ...хорошо.

Показать полностью

Арбузы

Лётное училища ГА. Рязанская область. Середина 90-х. 20-е сентября, вторник.

Казарма первого курса из-за нарисованной в половину стены головы в гермошлеме, крайне напоминающей стилизованный череп, до сих пор именуется “Череповником”. А свеженабранные кадеты, все как один в новеньких синих спецовках с “минусами” на шевронах и в ещё целых форменных башмаках, соответственно, “Черепами”.
Командовал черепами в то время Юрий Иванович Аксёнов и делал он своё непростое дело виртуозно. Уже к концу сентября он досконально знал всё про каждого из своих кадетов. Он точно знал когда, где и в какой компании мы попытаемся напиться. Знал кто с кем дерётся и из-за чего. Иногда создавалось ощущение, что он видит через закрытые двери тумбочек и тощие казённые матрасы. При всём том, что “стукачей” Аксёнов презирал и несколько раз лично сливал старшинам таких персонажей, по своей инициативе бегающих с докладами в его кабинет. Черепа уважительно называли командира Акселем.

Обычно, утреннее построение перед отправкой на занятия проводит командир курса или ротный старшина. Но в этот раз рядом с Акселем топтался какой-то неизвестный кадетам мужичок в лётной форме с тремя лычками в погонах. На улице было по-летнему тепло и настроение, подпорченное недавним завтраком, неизменно начинало улучшаться.

- Шестерых надо, Юрий Иванович - заявил неизвестный.

- Шестерых? - Аксель смотрел на строй, потом на гражданского: четверых, наверное?

- Да четверо сколько там провозятся-то?

- Целый день провозятся, не иначе.

- Может пятерых хотя бы?

- Четверых - отрезал Аксель и кинул ротному старшине: снимай четверых с занятий. В рапортичку напишешь “Наряд”.

Старшина наугад вывел из строя четверых курсантов, среди которых оказался и я. Все остальные, сверкая козырьками фуражек, отправились постигать азы самолётостроения и аэродинамики.

Несколько позже выяснилось, что неизвестный - КомЭск какого-то из соседних отрядов, одновременно - дежурный по училищу и кадеты ему нужны из-за того, что ночью к складу авиагородка прикатили три длинных шаланды, загруженные “с горкой” отборными арбузами. Начсклада позвонил в штаб и потребовал грузчиков. А кто же в лётном училище может быть одновременно и грузчиком и дворником и могильщиком и ещё обременённым десятком незамысловатых специальностей, связанных либо с копанием, либо с подметанием, либо с переносом тяжестей? Черепа, естественно.

Шаланды были длинные и пыльные. Арбузы - спелые и невероятно притягательные. Какие-то из них уже раскололись, то ли при погрузке, то ли в дороге, какие-то расколошматили мы. Пожирать даже сердцевину мякоти все четверо перестали где-то часа через 3 после начала разгрузки. Обедать решили не ходить.

К конце третьей шаланды смотреть на арбузы не мог уже никто. Мы их ненавидели, как Ленин буржуазию. Мы их презирали за самодовольную спелость, липкость и количество. Расколотые трупы врага с ненавистью пинали в кусты, даже не планируя забрать вечером парочку в казарму.

Уже сгущались осенние рязанские сумерки, когда арбузы закончились. Точнее, переместились. Физически - на склад, а морально - в наше будущее отторжение. А нам, всем четверым и почти одновременно, потребовалось как можно быстрее переместиться в Череповник. Точнее - в его левую часть, расположенную сразу за умывальником и пользующуюся особой нелюбовью всех без исключения дневальных из-за неизбежной необходимости проведения уборки.

Было бы странно ожидать от молодых организмов иной реакции на неожиданный “арбузный удар” после трёхнедельной диеты. Мы и не ожидали. Просто засели рядком на все четыре имеющихся в казарме “очка” и до самого вечернего построения там просидели, рассуждая о приобретённой ненависти и стреляя сигареты у всех входящих.

Перед самым вечерним построением в туалет зашёл Аксель, посмотрел на нас и не меняясь в лице объявил:

- Ну всё правильно, шестерых было бы много. Четверо - в самый раз.

Арбузы Арбуз, Курсанты, Длиннопост

P.S.

Так как именно этот день оказался моим днём рождения, ротный старшина поздравил меня с 17-летием перед строем и от лица всего первого курса презентовал огромный, килограммов пятнадцати весом, арбуз. Как его разорвали на части и проглотили 120 человек я не видел.


P.P.S.

Примерно треть действующих пилотов в стране знают и вспоминают имя Аксёнова с теплом. Это что-то сродни импринтингу: в тот момент, когда все они только-только "вылуплялись" как пилоты, рядом оказался именно он.

Показать полностью 1

Шара

Шара Сасово, Курсанты, Мат, Длиннопост

- Сафрон, погнали покурим?

- А тебе сколько ещё осталось?

- 75, а тебе?

- Я только до карбюратора добрался, ещё половина - Сафрон тоскливо выдохнул и демонстративно швырнул конспект в тумбочку, - пошли курить, всё равно я уже нихуя не запоминаю.

В казарме было непривычно оживленно. Кто-то слонялся по рядам между кроватями с конспектом в руках, кто-то сидел, кто-то, дождавшись очереди, нёс парадную форму в умывальник. В ленинской комнате, понятное дело, по такому случаю несколько столов были накрыты одеялами, как-то очень по-домашнему пахло постиранным бельём и клубился пар, разгоняемый утюгами. В этот вечер все были озабочены только одним: двигатель. Или точнее: ДВИГАТЕЛЬ. А ещё точнее - конструкция авиационного двигателя АШ-62ИР.

На следующий день всей роте предстояло нешуточное противостояние, из которого победителем зачастую выходил не курсант, а противостоящий им всем клубок механизмов, весом в половину тонны и способный вращать винтовой вал не хуже 1000 одновременно запряженных лошадей. Экзамен по конструкции двигателя традиционно принимал Василий Григорьевич Анохин - преподаватель строгий, скрупулезный и крайне внимательный к таким мелочам, о которых нормальному человеку задумываться как бы даже и не с руки, что ли. Нормальный человек прекрасно жил и не задумывался о них до тех самых пор, пока не совершал в своей жизни пару ключевых поворотов, вплотную подводящих его к противостоянию с бездушной машиной. Бездушной машиной, в смысле - с двигателем АШ-62ИР, а не с Василием Григорьевичем, хотя разница, порой, бывала весьма и весьма неочевидна. Всё, что нужно было сделать молодому беззаботному прожигателю жизни, чтобы испытать противостояние на своей шкуре - поступить в Сасовское Лётное и проучиться полтора года. Всё! После этого вы автоматически шагаете по дощатой взлётке с конспектом в руке и думаете к чему может привести попадаение масла в полость нагнетателя через уплотнение валика крыльчатки.

Надо сказать, что, из-за безотказной и бесконечной памяти, легко вмещающей целиком до последней шайбы конструкцию десятка авиационных двигателей, большинство кадетов не без оснований подозревало Василия Григорьевича в том, что он и сам слегка киборг. Однако, киборгом Анохин не был. Зато был исключительным инженером, учившим всю эту разношёрстную компанию даже не тому, как устроен двигатель, а способности думать инженерно, разбираться в технике и, как бы банально это не звучало, не бояться и доверять сложным механизмам. Увы, только теперь это становится понятно, а тогда стремительно взрослеющие организмы требовали действия. Хотелось управлять двигателями, а не рассматривать их в разрезе. Хотелось, подстёгивая весь тысячный табун лошадей сразу, забираться в упругое небо, махать оттуда крыльями очарованным барышням, подбирать визуально площадки для посадки и выполнять боевые развороты над свекольными полями. А потом, тихим летним вечером, сидеть в компании благодарных слушателей и рассказывать с видом бывалого профессионала, как тряхнуло тебя из-за окалины, попавшей под поршень, и как ты героически пихнул РУД десницей и спас неимоверно красивый взлёт. Именно из-за такого диссонанса, хотя, отчасти и заслуженно, Анохин пользовался репутацией законченного педанта, способного завалить на экзамене любого, самого себя и мать родную. Двигателя боялись все, независимо от результатов учёбы за год и текущей готовности.

- Покурим.

- Покурим.

- Покурим.

- По… Бля, дайте сигарету...

В умывальнике и, по совместительству, - курилке, тоже было людно и все всё понимали. Кто-то даже наизусть декламировал сорта стали, используемой для изготовления отдельных частей металлического монстра. Сигареты курили одну на троих - ночь впереди предстояла длинная и все экономили. В дальнем углу курсант Ковалёв вещал что-то непривычно обыкновенное. В его речи практически отсутствовали технические термины и мозгу требовалось время, чтобы переключиться.

- ...а потом они АиРЭО пошли сдавать. Клёпа, в натуре, планшет открыл и ему сельсинная коробка попалась, прикиньте?..

- А как его с планшетом-то пустили? - не верили слушающие.

- Да я откуда знаю? Говорил - просто принёс, открыл и обратно в коридор выкинул. - настаивал Ковалёв.

- Да, бля, так не бывает, повезло просто.

- Ну, потому и повезло!.. Шара же! Поймал и попёрло ему…

Собственно, ничего нового Ковалёв не говорил - просто описывал случай, когда одному из его земляков повезло вытащить единственный выученный билет - такое регулярно встречается в студенческом фольклоре и частенько становится коварной ловушкой для отдельных, чрезмерно доверчивых, персонажей. Интересным было то, что в конкретном описанном случае фигурировала так называемая Шара. Конечно, все, кто побывал студентом знают что это такое. Великая покровительница всех, без исключения, обучающихся балбесов и лодырей, дарующая невероятное везение на экзаменах. Иррациональная и загадочная, как отстой в нижних цилиндрах. Невозможная, как обледенение на 400 метрах теплым летним днём и, при всём этом, близкая, как сам Ковалёв, с которым столько уже всего прожито, переговорено, выпито и выкурено в этом самом умывальнике. Рассказывали, как правильно пойманная Шара заставляет преподавателей не глядя проставлять “отлично” в рапортички или присылает в самый ответственный момент гонцов из штаба, требующих отпустить практически уже обосравшегося публично бедолагу и дарует ему возможность уйти без осложнений на “второй круг”.

Разумеется, упоминание о Шаре, хотя бы в виде страховки к изученному материалу, в самый короткий срок поставило на уши всю казарму. В ленинской комнате, среди парящих утюгов, была собрана авторитетная коллегия, выработавшая в кратчайшие сроки методику гарантированного отлова искомой субстанции. По общему мнению, были сформированы ключевые тезисы:

- Ловить Шару нужно на плацу;

- Делать придётся всё быстро. Времени от момента, когда дежурный по училищу обнаружит на обледенелой, освещённой площадке, фактически - у себя под носом, сотню идиотов, после отбоя орущих и размахивающих коробками и до того, как он, напялив ДСК, прибежит с матами к капищу - минуты две, не больше;

- Ровно в полночь нужно втихаря плотным кругом встать на плацу;

- В центр круга выложить открытые “ловушки” - спичечные коробки с сигаретной фольгой внутри. (Даже законченному идиоту понятно, что эффективнее будет фольга от шоколадки, но где её взять-то, фольгу?);

- Всем синхронно следует трижды проорать “Шара приди”, после чего бросаться в центр круга, стараясь ухватить именно свою ловушку, закрыть её и не получить при этом по голове от соратника, преследующего те же меркантильные интересы;

- Хорошо бы всем держать в руках зажжёные спички, но это палево, поэтому происходить всё должно в темноте. Свету на плацу и так достаточно, чтобы разглядеть из штаба количество лычек на шинелях и устроить участникам сущий геноцид;

- Для оптимизации перемещений - открыть на первом этаже несколько окон, чтобы не толкаться в дверях, разбегаясь от мелькающей между ветвей фуражки.


Разумеется, молодые мозги, разогнанные непрерывной зубрёжкой и получившие такой роскошный повод отвлечься, практически безупречно исполнили всё описанное. Стоит отметить только два момента: выходя “след в след” через сугробы на плац, навстречу хихикающей шеренге выперлась аналогичная процессия из соседнего лётного отряда. Пока все курили и занимали стратегические позиции - подтянулись пассажиры из второго отряда, стоящего несколько дальше. Никого, впрочем такая синхронность не удивила. Первое, чему учит казарма, после максимы, что вокруг всё общее - это тот простой факт, что мысли у дураков сходятся. Странно было бы, если бы не пришли.

И второй момент: крусант Ковалёв пришагал на плац с чемоданом. Небольшой такой, дермантиновый, но чемодан. Он гордо лежал прямо в центре всех ловушек и открытой пастью притягивал к себе просто невероятное количество везенья.

Дальше всё было просто: трижды “Шара приди”, продекламированное парой сотен молодых глоток, суета, маты и кувыркания на обледенелом куске плаца, в попытках найти именно свой коробок и быстрая ретирада теми же натоптанными тропинками. Второму отряду повезло меньше всех - из штаба просто физически было невозможно не заметить мелькающие шинели, удаляющиеся к освещённой гораздо лучше других, двухэтажной казарме. Но не будем о грустном. Собственно, в этой истории осталось рассказать только об одном.

На следующий день, из всей гурьбы бледных и невыспавшихся кадетов, толпящихся перед кабинетом конструкции авиационных двигателей, заходить первым выпала курсанту Ковалёву. Никакой возможности добежать до казармы, выхватить из каптёрки свой чемодан и вернуться у него не было. Пришлось обойтись без Шары.

Зато через неделю, сдавая конструкцию летательных аппаратов (“Самолёт”, в просторечье), Ковалёв умудрился провернуть свой трюк, прибыл в здание учебного корпуса вместе со второй группой с чемоданом в руках и гордо шагнул в кабинет. Преподаватель с интересом пронаблюдал, как Ковалёв аккуратно положил свой чемодан на ближайший от входа стол, церемонно открыл его, помахал руками, якобы разгоняя заточённое в нём везенье, захлопнул и промаршировал вглубь, докладывая по форме:

- Курсант Ковалёв для сдачи экзамена по конструкции летательных аппаратов прибыл!

- Ковалёёёёв… А что это у тебя?...

- Где?

- А вон там, на парте лежит…

- Это Шара! Поймал целый чемодан. Нужен гарантированный результат!

Препод с сомнением посмотрел на чемодан. Задумался. И негромко рассмеялся:

- Иди, Ковалёв. Отлично. Старшине скажи - больше чемоданы не прокатят.

Позже, в курилке, Ковалёв заявил:

- Видимо, не для "Двигателя" Шара была. Для "Самолёта". Но сработала, однозначно.

Шара Сасово, Курсанты, Мат, Длиннопост
Показать полностью 1

Капсула времени

...был, конечно, в училище и свой ВИА. Ну как ВИА? Шайка кадетов, постоянно меняющая состав. Кадеты менялись, инструменты оставались всё те же. В период моей ротации, основными аспектами, обеспечивающими существование ансамбля, гордо называемого "Группой", являлись 4 ключевых фактора:

Во-первых: беспрепятственный доступ к актовому залу и "каморке, что за актовым залом", куда можно было загрузиться хоть на всю ночь, попав в наряд в учебный корпус и заперев входную дверь в здание на швабру.

Во-вторых: Толик по кличке "паяльник", на практике показавший, что способен при наличии мата и канифоли, дендро-фекальным способом вернуть к жизни древний ламповый усилитель.

В-третьих: набор музыкальной аппаратуры, сильно потрёпанный жизнью, но всё ещё издававший при определенных усилиях весьма громкие немелодичные звуки. Среди инструментов присутствовали две гитары "Урал". Адски жёсткая шестиструнка со сточенными ладами выше 12-го и добротный бас с большими блестящими рычагами колков.

Ну и в-четвёртых: тумбочка, под завязку набитая окаменелым какао "Золотой ярлык", стоящая в каморке. Коричневую, каменно-твёрдую и вкусно пахнущую плохим шоколадом субстанцию выковыривали отвёрткой прямо в гранёный стакан, заливали кипятком и пили. На фоне казённого компота и чая, выдаваемых регулярно в столовой, какао, хоть и содержал какое-то количество фрагментированной бумажной упаковки, казался гастрономическим изыском.

Это всё была преамбула. Собственно, амбула:

Толик, увлечённый электроникой вообще и пайкой в частности, был человеком необщительным, но при этом - миролюбивым, в отличии от шестиструнной гитары, которая из-за сложной судьбы оказалась инструментом злобным и склонным к авантюрам. Однажды эта бестия подловила момент и ловко порвала вторую струну возле самого нижнего порожка, когда я сидя на стуле в каморке пытался плоскогубцами её настроить. Струна чиркнула по пальцу и каким-то невероятным образом улетела оборванным концом точно в розетку, на пути зацепившись за металлический колок первой струны. Меня ощутимо шарахнуло током, после чего я старался с этим инструментом один на один в каморке не оставаться. Особенно ночью. Лады выше 12-го у гитары были сточены, но, видимо, гриф от времени повело и про любые флажолеты или ноты выше 13-15 лада можно было даже не вспоминать. В нижнем порожке имелось отверстие для рычага тремоло. Выглядело оно очень профессионально и добаляло солидности инструменту, как бы намекая на некие невероятные его возможности. Сам рычаг, при этом, отсутсвовал.

В какой-то момент, вместо сомнительного дребезжащего кваканья, электрогитара принялась омерзительно хрюкать и Толик принял решение произвести вскрытие хрюкающего инструмента. Мне довелось при этом присутствовать. Так как во всём учебном корпусе на две гитары было всего 12 струн (6 на ритме + 4 басовых + 2 запасных "третьих" с разной оплёткой), их снятие превращалось в тонкое противостояние характеров. Нам, как инициаторам, важно было сохранить комплект полностью. А гитара всячески старалсь этого не допустить. Колки, как я уже говорил, вращать можно было только плоскогубцами. Зато, по завершении, мы с Толиком были вознаграждены, когда, открутив пластиковую крышку, скрывавшую от любопытных глаз интимную начинку несгибаемого инструмента, обнаружили следующее:

Помимо электронной начинки, в нише красовалась сигарета "Прима", прикреплённая к внутренней стенке небольшой бумажкой. На пожелтевшей бумаге, явно разными карандашами, было написано несколькими мелкими, но ровными почерками:

Сломалась? Сядь покури. 1979

Лады выше 15 не точи! Лучше покури. 1982

После тремолы не строит. Покури. 1983

12 тоже не точи. Покури. 1987

Второй конд 0.22 мкф. Покури. 1989

"Приму" мы, конечно, выкурили. Она была сухая и крепкая. Сорела буквально за 5 затяжек. Потом, Толик, улыбаясь что-то отпаивал, припаивал обратно, заматывал излентой и выковыривал отвёрткой. Вместо "Примы" мы положили "Стюардессу". Думаю, это была первая для старой гитары сигарета с фильтром. В самом низу маленькой записки Толик аккуратно дописал "Два первых конд 0.25 мкф. Покури. 1995" и закрыл гитарные потроха пластиковой крышкой. Вероятно, это мои фантазии, но гитара с тех пор стала относиться ко мне чуть-чуть лучше, чем ко всем остальным. На одном из концертов у меня даже вышло прилично отыграть на ней длинное блюзовое соло чижовского "Ты ушла рано утром".


Вот она, в самом центре, в нижней части фотограммы:

Капсула времени Гитара, Летное училище, Длиннопост
Показать полностью 1

Сборы: полёты

Случились на сборах полёты. Все абитуриенты командного факультета Академии ГА - люди, закончившие лётные училища и военные сборы для всех - пионерлагерь. Казарма - дело знакомое, да и нарядами, столовой, формой и построениями никого не испугаешь. Ну и полёты.

Воинская часть выставила для полётов Ан-12 и Ан-24. Летать предполагалось тёплым летним вечером по стандартной коробочке и маршрутному треугольнику "Петрокрепость" - "Петродворец" - "Левашово".

Лейтенанты поделили людей на группы и мы двинулись на стоянки. Через какое-то время Ан-12, в гермокабину которого набилась первая группа, отчеканил пятую коробочку и задымился. Точнее - задымились четырёхколёсные тележки шасси, выпускаемые из гондол под брюхом трудяги Ан-12. Густым таким белым дымом. Командир посоветовался с технарём и принял решение на колёса не ссать, пусть сами остывают. Самолёт припарковали на рулёжке, а мы, столпившись под крылом, принялись рассматривать заходящий на посадку Ан-24.

Младшенькому братцу нашего грузовика явно было не слишком хорошо. Его отчётливо кренило влево. Так как самолёт для нас был против солнца, зафлюгированный винт мы увидели уже перед самым касанием. Кто-то негромко сказал: "Блять, это нам с шасси повезло ещё. У них вон вообще двигатель встал".

Солнце красиво садилось куда-то за сосны, торчащие на границе вертолётного полигона. Шасси у дымиться перестало и впереди было несколько часов в светлом питерском небе. Ан-24 докатился до стоянки, завел двигатель и снова выруливал к исполнительному старту. Лето... Пионерлагерь...

Сборы: полёты Армия, Военные сборы, Ан-12, Мат, Текст
Показать полностью 1

Нормальная половая жизнь

Перед присягой на военных сборах полковник, командир части, построил всю роту и заявил: "Завтра, после торжественных мероприятий у вас будет свободное время до ужина. Просьба к местным на пляже не приставать и строевым шагом никого никуда не водить. И вообще на пляж лучше не ходите - а то опять все перепьются, переблюются, пойдут на озеро и перетонут. Помните - праздник закончится и у вас снова начнётся нормальная половая жизнь".

Отличная работа, все прочитано!