Жду новый пост

Серия «Рассказы об Алой»

А вот как вы думаете, ведь всякая жизнь может стать поперек горла? Ведь будь ты известный путешественник, выдающийся врач, великий художник, а и для тебя наступает момент, когда больше не хочется странствовать, лечить и рисовать? Вот так же приходит момент, когда не хочется колдовать. Маги по-разному поступают в этот момент. Берут в руки меч и пускаются уничтожать нежить, как то сделал Гаральд Голубоглазый. Или находят наследника несметного состояния и подбивают его с соратниками отбить это самое состояние у великого змея. Так поступил вот этот самый, ну, как его звали, ну тот, который потом еще окраску сменил. Некоторые начинают устраивать гонки тараканов, заметьте, ничуть никому не помогая разными хитрыми заклинаниями. Архип Охрипший увлекся рыбалкой, из-за чего, собственно, и получил свое прозвище.
А Алой не повезло. Как-то так вышло, что кризис настиг ее в самые благодатные для ведуний времена. Золото, серебро и что попроще - ну, там, свиные туши, корзины яиц, горы тыкв и бушели яблок - так и текли в ее гостеприимный карман и кладовые. Окрестные крестьяне и горожане, не говоря о князьях и прочей знати, постоянно попадали в крутые переделки. К двери даже пришлось привесить магический молоток, который сам собой стучал, едва к ним подходил денежный заказчик, и который ни один силач не мог поднять, если посетитель задумал надуть колдунью и получить услугу даром. И вот в это самое время Алая как-то просунулась, скинула на пол лоскутное одеяло и воскликнула:
- К черту все!
Высунувшая было свой нос из-под лавки лиса, недавно переселившаяся из своей норы в избу колдуньи, почуяла неладное и не стала, как обычно, ласковым подтявкиванием выпрашивать еду. Отсижусь лучше под лавкой - решила она и на всякий случай подобрала роскошный хвост подальше от глаз хозяйки.
- Все! - продолжала между тем Алая, решительно выливая вчерашнее варево в помои. - Больше никаких зелий! Никаких заклятий больше! И амулеты тоже побоку! - С этими словами она собирала с полок в обширный мешок флакончики, мешочки с травами, стеклянные бусины, ступки, резную кость и прочую магическую чепуху. И только приготовилась она все это метнуть все туда же, в помои, как раздался какой-то вкрадчивый многообещающий стук.
- Входи, чего ждешь! - у Алой уже были готовы слова отказа.
Вошедший был одет в атлас, расшитый золотом и жемчугами, бархатные отвороты плаща схватывала пряжка, ясно показывающая, что он - гонец Темного Властелина.
- Чего надо?- не смутившись спросила Алая.
Пришлец молча подал сверток, волшебная печать, скреплявшая послание лопнула, едва ощутила прикосновение рук колдуньи. Алая прочитала письмо и спросила сурово (слова отказа все еще были готовы сорваться с ее губ.):
- И что это значит: "Вознаграждение в пропорции".
Гонец приблизил полные губы к уху ведуньи и что-то прошептал.
Алая взглянула на скарб, собранный в мешок, и принялась выставлять склянки, амулеты и мешочки обратно на полки. Кризис волшебного возраста кризисом волшебного возраста, но, когда тебе предлагают такое вознаграждение, кризис может - нет, должен, просто обязан! - подождать.

Камлание — это древняя уважаемая традиция. Каждый ведьмак, каждая ворожея для поддержания авторитета хоть раз в год должны прокамлать перед деревней. Это традиция. А с традициями не спорила даже Алая, во всем остальном отличавшаяся характером твердым и независимым.
Камлать так камлать. Как водится, собрала она всех жителей старше 14 лет, исключая беременных ( во избежание эксцессов) в просторный овин и держала там без еды и питья три часа. Сельчане вели благоразумные разговоры, не пытались выпить ( хотя очень хотелось) и уж тем более ничего не ели. А то еще заблюешь весь овин - ходи потом опозоренный по деревне - как благоразумно объяснил толстый Петер.
Камлают кто как. Кто предпочитает древний заслуженный способ с бубном и чувяками. Кто напускает полный овин дыму. Кто поет нарастяг нгуууу-нгууу-нгоом, пока во рту не пересохнет. Алая использовала флейту. Выждав нужное время и убедившись, что желудки и головы у поселян пусты, она принялась разминать губы, забавно вытягивая их в трубочку и распуская до ушей, как лягушка. Было забавно, но никто не смеялся - селяне были подавлены важностью происходящего. Наконец колдунья достала флейту, и полилась мелодия. Сперва тихая, робкая, как первые капли дождя, потом набирающая силу, а после грозная и мощная, точно ливень в горах. Неотвратимый вал знания накрыл жителей деревни и унес в великий океан, в котором, как известно, сливаются воды всех рек.
А Алая продолжала играть. Теперь мелодия едва струилась, нежно очерчивая грани чего-то, что сияло ярче горного хрусталя. И Алая почувствовала, как ее душа отделяется от тела, отбрасывает груз чувств и остается наедине с тем, чему не было названия. Флейта выпала из рук колдуньи, и через минуту все было кончено.
Первым очнулся толстый Петер. Он нехорошо взглянул на жену, нашел в толпе младшего брата и двинулся к нему, на ходу вынимая из ножен клинок. Алая следила за ним, не придя в себя и от того не торопясь действовать. Казалось, в овине есть много дел поважнее. Вот какая-то девка побледнела и с беспокойством принялась искать глазами кого-то. А парень, втянув голову в плечи, уже пробирался к выходу. Это значило, что скоро в избушку Алой постучат и будут просить зелья, того самого, ну, ты понимаешь... Алая понимала. Вот другие парень и девка уставились друг на друга счастливыми глазами и цветут, как маков цвет. Тьфу ты, пропасть! Вот почтенный отец семейства утирает рукавом слезу, а вот полубезумные глаза встревоженной матери... А толстый Петер уже вытащил нож и.…
- Но-но-но! -прикрикнула ведунья, и кинжал как-то сам собой ушел в ножны.
Да, камлание - древняя традиция. Многие видят прошлое, некоторые видят будущее, и все до единого верят, что это истинная правда, но настоящую правду знает лишь Алая. И то знает всего мгновение, когда душа, отрешенная от чувств и тела, существует без прошлого и без будущего в единственном настоящем наедине с тем, чему нет названия.

Местные сельчане Алую побаивались и от того приглашали на все свадьбы, поминки, праздники солнцестояния и прочие попойки рангом пониже. Алая тоже старалась не обижать соседей и поддерживать доброе знакомство, в знак чего приглашения принимала и в попойках участвовала.
Но сейчас она злилась. Какого-растакого они позвали ее на эту свадьбу, если собирались устроить на ней побоище? Вот уже битый час она наблюдает клубок мужиков, из которого высовываются то косолапые ножищи, то здоровенные кулачищи и во все стороны летят зубы и плевки кровью? И вот эта дурища в праздничном наряде, она зачем валяется в ногах у лесной ведуньи и вопит так пронзительно, что уши заложило:
- Ой, да помоги ж хоть ты нам, матушка! Ой! Да погубят они моего соколика! Ой, тошно мнеченьки!

Алая хмурилась и старалась вспомнить, с чего все началось. Обманчивая память (в таких делах память всегда обманчива) подсказывала ей, что началось все ни с чего. Но это была неправда. У всего есть причина. И Алая старательно выуживала воспоминания из своей - и зачем только она попробовала эту наливку из гоноболи - затуманенной головы. Все ближе, ближе, и вот - вот оно! Рыжий Петер, старательно выкидывавший коленца в замысловатом танце, вдруг спотыкается, летит головой вперед и сбивает с ног кума мельника с дальнего хутора. Хуторчанин небрежно сплевывает и говорит:
- Знал я, что у рыжих умишка маловато, но вот, что его так мало, что даже на ногах они удержаться не могут...
Тут со стула тяжело поднимается Йохан, брат Петера, тоже огненно-рыжий, и ревет, точно бык:
- Ты это кого ж? Ты это братку мово? Ах ты ж! - и заносит покрытый веснушками кулак.

Да, так все и началось. Алая примеряет глазом место, где споткнулся рыжий дурень, и идет к нему, спокойная, как всегда. Драка перед ней расступается, вновь смыкаясь где-то в отдаленье, а колдунья вглядывается в пол, наклоняется и с силой вырывает гвоздь, торчащий из доски.
Все стихает. Мужики, утирая носы, ощупывая языком зубы и потирая ушибы, расходятся в стороны к своим бабам, которые уже готовят для них обличительные речи. Отец невесты, на чьи деньги, кстати, был срублен новый дом молодых, в котором так неудачно не забили гвоздь, спешит к ведунье с благодарностями. Та отмахивается, прячет гвоздь в широком кармане передника, и празднество продолжается. Добро восторжествовало.

А что свежесрубленный дом на третий день после свадьбы рухнул в один момент (хорошо в ярмарочный день, когда все уехали в город торговать), так это больше надо было ножищами своими топать - сказала Алая смущенным сельчанам.

Алая перекрестилась бы, но в те поры и в том месте жест этот не имел никакого значения и, уж тем более, никакой силы. Поэтому она просто пригнула голову и вошла в избенку.
Снаружи это была обычная заброшенная избенка - косая, кривая, поросшая мхом, с торчащими косяками, скособоченной дверью и дырявой крышей. Но внутри все было по-другому. Внутри расстилались покои невероятной ширины и сказочного убранства. То там, то сям играли на свету драгоценные камни (кстати, откуда тут взялся свет, было непонятно. Во всяком случае внутри не было ни окон, ни свечей, ни магических блистающих кристаллов), лавки были покрыты драгоценными камнями, стены увешаны восьмицветными гобеленами, лари и столы покрывала щедрая мозаика из серебра и перламутра.
И все это богатое обширное помещение было пусто. Впрочем, в дальнем углу видна была еще одна низенькая дверца. К ней-то и направилась Алая, бормоча под нос охранные заклинания.
За дверью было темно и душно. За дверью кто-то ворочался и пыхтел, а потом вдруг спросил грубо:
- Чего заявилась?
- Вызывали, - деловито ответила Алая.
- А, это ты, что ли, та, которая... - голос понизился до шёпота, - та, которая укротила белого коня и сняла с него сбрую?
- Ну, я, - когда надо было, Алая тоже умела быть грубой.
- Сколько хошь? - жадно спросил голос.
Алая, конечно, хотела многого, но требовать от голоса многого она не решилась.
- Хочу заклинание неугасимого пламени и всепоглощающей воды, - ответила она, как давно задумала.
Голос крякнул.
- Немного, вроде, прошу, - не выдержала колдунья. Голос крякнул еще раз.
- Да, немного, - сердито прохрипел он. Но чувствовалось, что голос в общем-то доволен. - Подставляй подол!
Алая широко раскрыла юбку, и в ней невесть откуда появились стеклянный шарик, воронье перо и синяя лента. Правая рука Алой, та, с которой она не снимала перчатку во время всего разговора, подхватила сокровища и сунула в то, что казалось карманом,  а на самом деле было защищенным мощным заклятием магическим хранилищем. И только после этого швырнула на стол простую спутанную кожаную сбрую.
Из мрака высунулась маленькая мохнатая лапка, сцапала сокровище и скрылась из виду.
- А ты ступай, не задерживайся! - откуда-то издалека крикнул голос.
Алая и не собиралась задерживаться. Ей было жутко любопытно, кто таков обладатель лапки, и зачем ему старая потертая сбруя, и откуда у него неограниченный доступ к магическим артефактам, и что бы было, если бы она потребовала у него Маковое Зернышко, Стекло-С-Ладонь или Берестяную Грамотку (неужели бы дал?)... Но ничего этого она, конечно же, не узнает. Ибо то было тайное место и все, что находилось в нем, было тайной, покрытой мраком.

Великий некромант, известный в округе, как голубоглазый Гаральд, смотрел на Алую, не мигая. Возможно, слабовольные и робкие крестьяне и пугались этого пристального взгляда, а невежественное дворянство принимало его за признак великого ума, но Алая была не из таковских. Она деловито понюхала перламутровое желе, лежавшее перед ней в дорогой золоченой плошке, посмотрела его на свет и заключила:
- На вид все, как надо. Пахнет дрянью, свет пропускает не дальше, чем на кончик ногтя. Лягушечьи лапки клал?
- Клал.
- А ноздри нетопыря были свежие, еще влажные?
- Ну, да.
- А почечуй-траву в новолуние собирал, о самый серп?
- Да что я, младенец какой! - вскипел Гаральд, - все делал в точности по купленной у тебя инструкции. - При этом чертов некромант явно подразумевал "купленной у тебя по баснословной цене инструкции".
- И зелье не получилось?
- Нет!
- Ну, что ж. - Алая закатала рукав на левой руке. - Испытаем.
После чего вынула из обшлага рубахи тонкую булавку, подцепила на нее микродозу желе и нанесла на запястье. Взглянула на Гаральда недоуменно и заявила:
- Как же не действует? Еще как действует!
Гаральд выпучил глаза и взревел:
- Ты что меня за дурака держишь? Ты продала мне рецепт зелья, дающего невидимость. Но вот же твоя рука, я ее прекрасно вижу!
Алая прояснела лицом:
- Ну ты торопыга! Ты пергамент что, на обороте и не читал?
Гаральд выхватил из кармана небольшой клочок телячьей кожи и уставился на него.
В самом низу, после перечисления собственно говоря ингредиентов и действий, которые над ними надо произвести, было написано: "Вот так вы и получите самолучшее зелье, дающее невидимость"
Некромант перевернул клочок и прочитал окончание:
"родинкам, бородавкам, угрям и прочим несовершенствам, так удручающим прекрасных дам."
Алая захватила булавкой еще чуток желе, помазала им маленькое красное пятнышко и продемонстрировала ошарашенному Гаральду ставшую девственно чистой кожу.
- Так я не поняла, ты чего подумал-то, когда рецепт покупал? - простодушно глядя прямо в суровые глаза клиента, спросила она.
Некромант почувствовал, что его не держат ноги и тяжело опустился на стул. "Пятьсот золотых!" - вспомнил он и обреченно вздохнул.

Алая со вздохом собрала карты, перетасовала их, подровняла колоду и завернула в ярко-красный шелковый платок.
Мужчина, сидевший перед ней, с любопытством спросил:
- Ну, так что карты сказали, матушка?
- А ничего, мил человек.
- Ничего хорошего или ничего плохого? - продолжал настаивать пришедший.
- Ничего вообще. Пусто. Зеро. Нихиль. - ответила Алая, используя слова языков, которые мужчина не знал. Видимо поэтому он споро выхватил из-за пояса кинжал и приставил лезвие к горлу колдуньи.
- Ты, старая потаскуха, не юли, ты правду говори!
Ощущения были не из приятных, но Алая предпочитала молчать.
- Неужели все так плохо? - выдохнул мужчина и опустил клинок.
- Да не плохо. Но и не хорошо, - честно отвечала ворожея. - Никак.
Мужчина неожиданно заплакал. Мутные слезы стекали по покрытым многодневной щетиной щекам и терялись где-то в полуседой бороде.
Алая встала, сунула руку в карман и выудила оттуда петушка на палочке.
- На-ка, угостись.
- Издеваешься, матушка? - спросил мужчина таким голосом, что уж лучше бы снова потаскухой обозвал.
- Вовсе нет, - пожала плечами колдунья. - Я их для забрюхатевших девок держу, чтоб в истерике не бились. Успокоительное, то есть. А ты сейчас как есть не в себе.
Мужчина подумал, да и сунул леденец в рот. Молочный вкус напомнил детство, раннее-раннее детство, теплые руки мамы, ее мягкую большую грудь, ее обширные колени, заменявшие собой весь мир... Он сосал и успокаивался и постепенно гадание стало казаться чем-то неважным, даже ненужным.
Алая между тем спрятала алый платок в рундук, нехотя запустила руку за пазуху и извлекла две серебряных монеты.
- Деньги свои забери. - Сказала она строгим голосом. - Я, хоть и старая... - тут она поперхнулась, - но чужого мне не нать.
Мужчина сложил монеты в кошель, не выпуская леденец изо рта, попрощался и ушел.
Из-под лавки блеснули хитрые глаза.
- Ну, и что я могла сделать? - ворчливо сказала лисице Алая. - Что, если он из этих самых, из тех, у кого ничего на роду не написано? - еще раз вздохнула и принялась за привычные домашние дела.