Орочий оракул
Длиннооракуля в виде куска книги.
В одном из отзывов на которую написали, что в ней "маловато" диалогов :)
Маловато - это почти 3/4, знайте, если что.
Длиннооракуля в виде куска книги.
В одном из отзывов на которую написали, что в ней "маловато" диалогов :)
Маловато - это почти 3/4, знайте, если что.
Я эти главы не буду расписывать подробно, напишу только самую суть.
В начале главы некоторую надежду на успешные переговоры даёт упоминание чистого сверкающего потока, текущего вдоль дороги. Там где чистая вода сверкает на солнце, есть место надежде.
В этой главе есть параллели с пятой книгой и судьба и решения Теодена сравниваются с судьбой Денетора. Когда Гэндальф, Арагорн, Леголас и Гимли прибывают в Эдорас, они обнаруживают, что Теоден – нет, не одержим духом Сарумана, как в кино. Он охвачен отчаянием. Отчаянием же был охвачен и Денетор. Дело здесь не в колдовстве, а в сознательном выборе. Отчаяние вполне объяснимо в некоторых обстоятельствах, но падать в него бесконечно или выбираться из него – это уже личный выбор каждого. И Теоден и Денетор недавно потеряли сыновей и королевства обоих находятся перед лицом полного уничтожения. И отчаяние Теодена изо всех сил подпитывает Грима – предатель, переметнувшийся к Саруману. То есть на момент встречи героев с Теоденом он находится примерно в том же состоянии, что Денетор. Он не рад Гэндальфу, он обвиняет его в том, что тот приносит дурные вести, как будто не было бы Гэндальфа, никакой войны бы и не случилось. Такая грубая подмена понятий, демагогия, которая нам уже знакома – это почерк Сарумана.
То есть на Теодена так же воздействуют извне, как на Денетора, враг действует в тылу и в Рохане и в Гондоре одним и тем же своим страшным оружием - отчаянием. Почва благодатная, Теоден потерял единственного сына, Грима внушает ему, что он сам стар и ни на что не годен. Но стоит Гэндальфу нейтрализовать Гриму – чай не палантир, и Теоден не прячет его в башне – паутина рвётся, Теоден приходит в себя, к нему возвращаются уверенность и силы. Отличие его от Денетора в том, что отсутствие гордыни и готовность принять помощь и совет помогло ему вырваться из вражеских пут и вернуться к своему королевскому долгу разделить любую участь своего народа и взять защиту Рохана в свои руки.
Гриме дают шанс реабилитироваться и отправиться с королём на войну, но тот трус и предпочитает бежать и остаться слугой Сарумана. Каково это было и к чему привела его эта служба мы в конце книги увидим.
Гэндальф не рассказывает Теодену подробности о миссии Фродо, но вскользь говорит о том, что если бы Эомер не ослушался Гримы, говорящего устами Теодена, и не напал на орков, хоббиты, похищенные урук-хаями, были бы уже в Изенгарде и подверглись бы пыткам, и, возможно, Саруман уже выведал бы у них всё об их единственной надежде на победу в войне. Судьба миссии Фродо зависела от решений очень многих людей. В том числе даже от Эомера. Он помог не только, сам того не ведая, Мерри и Пиппину, но и Фродо и Сэму, а так же его действия сделали возможным поход энтов на Изенгард.
В этой главе появляется Эовин и описывается так, что мы сразу замечаем, что что-то с ней не то. Она чем-то тяготится, отстранена и печальна. И как будет ясно из дальнейшего - ядовитые речи Гримы сыграли в этом не последнюю роль. Но вот появление Арагорна вызывает в ней явный интерес. Арагорн это, похоже, замечает тоже и не особо этому рад, понимая, что хорошего ничего не выйдет.
Эомер и Гимли сближаются и становятся друзьями, несмотря на некоторые разногласия по поводу дам.
Теоден официально и насовсем дарит Гэндальфу Шэдоуфакса в благодарность за помощь, а всем остальным – роханские доспехи. На ближайшую перспективу наши герои сражаются вместе с роханцами и немножко становятся ими. А Гэндальф окончательно избавляется от маскировки и становится белым Всадником.
Перевод, описание Эовин.
Grave and thoughtful was her glance, as she looked on the king with cool pity in her eyes. Very fair was her face, and her long hair was like a river of gold. Slender and tall she was in her white robe girt with silver; but strong she seemed and stern as steel, a daughter of kings. Thus Aragorn for the first time in the full light of day beheld Éowyn, Lady of Rohan, and thought her fair, fair and cold, like a morning of pale spring that is not yet come to womanhood.
Она посмотрела на короля печально и задумчиво, с отстранённой жалостью во взгляде. Лицо её было прекрасно, а длинные волосы струились золотой рекой. Стройная и высокая, в белом платье с серебряным поясом, она тем не менее казалась сильной и твёрдой как сталь, дочь королей. Вот такой Арагорн первый раз при свете дня увидел Эовин, королевну Рохана, и нашёл её прекрасной, прекрасной и холодной, как утро ранней весны, которая ещё не успела расцвести и раскрыть свою женскую суть.
Очень интересный выбор слов - cool pity холодная жалость – мало совместимые слова, slender and tall идёт рядом с strong and stern as steel, и pale spring – дословно бледная весна как определение ранней весны. Благодаря выбору таких несовместимых слов, в описании заложено очень сильное напряжение и только прочитав его, читатель может понять, что в дальнейшем эта граната обязательно рванёт.
Не смотрел, но одобряю! Заранее!
И знаете почему?
1. Для начала, меня лично задолбали вопли:
"Ах, покусились на святое!" "Ах, придумайте свое!"
Ребята! Сюжетов в мире всего 43! - по другим классификациям всего 3 :))
Но не будем углубляться в литературоведение...
2. Я смотрел "Гостью.." в 80-х и мне лично больше понравился "Лиловый шар" - там у Алисы уже вторичные признаки проклюнулись... :)
Но дело не только в них!
Те, кто сейчас хают это творение Бекмамбетова, называя его боевичком, и если вас больше 40-45 лет, то вспомните, плиз!
Как же нам - подросткам - не хватало в "приключенческих" фильмах СССР реального действа от подростков!!!
Они в лучшем случае воровали документы у врагом, или там что-то еще...Мы хотели месилова!
И мы еще даже не видели "Кобру" и "Терминатора"!!!"
"Армия Трясогузки" - поднять флаг на трубе, над захваченнй белыми станицей? И чё??!!!
Олды припомнят многое...
Дядя Сережа Лукьяненко не зря написал в конце 80-х, вроде, "Рыцарей 40 островов", где подростки реально друг друга херачат мечами! И любовь там есть, и секас (правда насильный...)
Он до сих пор называет Крапивина своим учителем. И мы тоже читали Крапивина, и нам очень хотелось, чтобы однажды его герой-подросток реально всем навешал, а потом взял тянку за задницу! Но его герой максимум мог ответить злой училке "Ви таки не правы!!!"
(ладно, в "Мальчике со шпагой ГГ дал люлей хулюгану палкой! Но это было так коряво....)
Короче! Не парьте мозг! Подростки всегда хотели экшена. И прятки Коли Наумова за скамейкой в оригинальном фильме не канают! За пять серий мы видели убийство Вертера, бросок физручкой Весельчака У через плечо и в окно и все???!!!! Весь экшон!
И те кто сейчас воют про "ах, светлое будущее, мы променяли на драчки" - идите лесом!
Не думали мы тогда про "светлое будущее"!
Хватит ханжества! Признайте это!
з.ы.
Все кто напишет: "давайте уж сразу открытый половой секас между героями" - тоже идите лесом!
Я к этому не призывал. А любителей передернуть, призываю молча пойти и передернуть.
Социальные сети — место постоянных баталий насчёт того, сколько стоил в прошлом тот или иной товар. Накал страстей зависит от возраста и уровня интеллекта спорщиков. Обсуждаемый товар тоже: штаны-бананы, собрание сочинений Чехова, тамагочи, бутылка водки у ночного таксиста, маленький двойной кофе без сахара в ленинградском "Сайгоне"...
На страницах романа "1916 / Война и мир" есть интересная информация о ценах времён Первой мировой. Там же упомянута выдающаяся российская переводчица Татьяна Львовна Щепкина-Куперник. В молодости она приятельствовала с Лидией Стахиевной "Ликой" Мизиновой. Лика много лет переписывалась с Антоном Павловичем Чеховым и получала от него ёрнические послания, например:
"Осенью же начну строиться в своей лесной пустыне, и для полноты моего благоденствия у меня не будет хватать только тех трёх тысяч, о которых я Вам говорил. Канталупа, я знаю: вступив в зрелый возраст, Вы разлюбили меня. Но в благодарность за прежнее счастье пришлите мне три тысячи. Это Вас ни к чему не обяжет, я же не останусь в долгу и пришлю Вам зимой сливочного масла и сушёных вишен".
Тоже, кстати, на денежную тему.
Письмо датировано 1892 годом. Щепкина-Куперник тогда поспорила с Мизиновой о ценах и взялась купить на один рубль двадцать нужных вещей, каждая не дороже пяти копеек.
Ровно через пятьдесят лет, уже во время Второй мировой — в 1942-м — Татьяна Львовна вспоминала, как поднесла Лике рублёвый подарок, в который входили:
1. французская булка;
2. пеклеванный хлеб;
3. большой вяземский пряник;
4. медовая коврижка;
5. плитка шоколада;
6. казанское мыло;
7. кокосовая мочалка;
8. чёрный английский пластырь;
9. розовый пластырь;
10. катушка ниток;
11. пачка иголок;
12. пачка булавок;
13. тетрадь;
14. десять листов почтовой бумаги и десять конвертов;
15. пятикопеечная городская марка;
16. карандаш Фабера;
17. красный карандаш;
18. ручка-вставочка;
19. дюжина стальных английских перьев;
20. резинка для стирания карандаша и чернил.
В 1892 году Лика признала поражение...
...а за минувшие 130 лет цены выросли на три порядка.
Буханка пеклеванного хлеба, выпеченного из ржаной муки тончайшего помола, стоит нынче пятьдесят рублей — в тысячу раз дороже, чем во времена Чехова.
Профессиональные карандаши Faber-Castell тоже продаются до сих пор эдак рублей по двести пятьдесят за штуку — в пять тысяч раз дороже.
Прогресс, однако.
Толстой начал кататься на велосипеде в 67 лет, и всей душой полюбил велопрогулки. Родные сначала не одобряли странное времяпровождение, которому с энтузиазмом предавался писатель.
Но позже они смирились, заметив, что езда на велосипеде оказывает на самочувствие и настроение графа только положительное влияние Писатель научил езде на велосипеде и своих детей, с охотой позировал с велосипедом для фотографий. Он катался на двухколёсной технике английской фирмы «Ровер», который получил в дар от Московского велосипедного общества. Позже Толстой охладел к велосипеду.
Московский журнал «Циклист» писал:
«На прошлой неделе мы видели его катающимся в манеже в своей традиционной блузе. Искусство владеть велосипедом графу далось очень легко, и теперь он ездит совершенно свободно»
История лунных путешествий имеет долгую литературную историю, превратившись из обычного шаблона для социальной сатиры в один из архетипических проектов научной фантастики. К числу наиболее значимых произведений в рамках первой концепции относятся две повести второго века Лукиана Самосатского, «Человек на Луне» Фрэнсиса Годвина (1638), первая часть романа Сирано де Бержерака «Другой мир» (1657), Даниэль Дефо «Консолидатор» (1705), Сэмюэл Брант «Путешествие в Каклогаллинию» (1727), Муртаг МакДермот «Поездка на Луну» (1728) и Джозеф Аттерлей «Путешествие на Луну» (1827). Этому этапу в истории лунных путешествий посвящена превосходная книга Марджори Хоуп Николсон «Путешествия на Луну» (1948), снабженная обширной аннотированной библиографией. Несколько лунных путешествий периода до 1841 года можно найти в книге «Человек на Луне» (The Man in the Moone, антология 1971 г.) под редакцией Фейт К. Пизор и Т. Аллана Компа. Использование Луны в качестве сцены для создания шутовских сообществ стало менее модным в XIX веке, но отголоски этой традиции звучали и в XX, как, например, в романе Комптона Маккензи « Лунная республика» (1959). Первое путешествие на Луну, по-видимому, мотивированное исключительно духом приключений, было совершено в коротком эпизоде робинзонады Ральфа Морриса «Жизнь и удивительные приключения Джона Дэниела» (1751).
Мысль о том, что путешествие на Луну может быть концепцией, которую стоит воспринимать всерьез, впервые появляется в опубликованном в 1640 году дополнении к книге Джона Уилкинса «Открытие мира на Луне» (1638; опубл. «Открытие нового мира» 1640), где автор предполагает, что человек может быть доставлен на Луну большой птицей или что летательный аппарат, способный совершить такое путешествие, однажды может стать практически осуществимым. Другим писателем, который всерьез рассматривал виды транспорта, используемые сатириками как средство передвижения, был Давид Руссен, автор книги «Лунный путь» (1703): он предположил, что человек может быть доставлен на Луну силой гигантской пружины. Первым писателем, сделавшим хоть какую-то заявку на правдоподобие, был Эдгар Аллан По, чье « Невероятное приключение некоего Ганса Пфаалля» («Южный литературный вестник», июнь 1835 г.; ред. 1840 г.) представляет собой любопытную смесь комической сатиры и фантастики, хотя воздушный шар Пфаалля кажется едва ли более правдоподобным, чем пружина Рассена. На первый взгляд более убедительным методом была космическая пушка, задуманная Жюлем Верном в книге «С Земли на Луну» (De la terre à la lune, 1865) и ее продолжении «Вокруг Луны» (Autour de la lune, 1870).
Серьезный интерес к Луне как к полноценному миру, возможно, обладающему собственной инопланетной жизнью, начался с работы Иоганна Кеплера «Сомниум» (1634), но эта работа стоит практически особняком. Ричард Адамс Локк опубликовал в 1835 году в газете New York Sun свою «Лунную мистификацию», в которой якобы описывал обитателей Луны, наблюдаемых сэром Джоном Гершелем (1792-1871) с помощью нового телескопа, но это видение лунной жизни оказалось вульгарным бурлеском. К тому времени, когда в XIX веке к космическим путешествиям стали относиться со всей серьезностью, возможность существования жизни на Луне уже перестала вызывать доверие. В романе «Первые люди на Луне» (1901) Г. Уэллс представил себе общество селенитов, живущих на Луне, но в данном случае это было не более чем удобным литературным приемом, как и антигравитационный кейворит, с помощью которого совершалось путешествие. В других современных произведениях, включая «Письма с планет» (1887-1893) У. С. Лач-Ширма, «Призрак Гая Тирла» (1895) Эдгара Фосетта и «Медовый месяц в космосе» (январь-июль 1900) Джорджа Гриффита, изданный Пирсоном как «Рассказы о других мирах» (1901) - изображают Луну как место абсолютного запустения, где жизнь вымерла, хотя в сценах, где межпланетные путешественники находят на Луне, описываются руины давно погибших цивилизаций, чувствуется какая-то диковинная трагическая тоска. Мертвая Луна фигурирует и в романе Андре Лори «Изгнанники с Земли» (Les exiles de la Terre, 1887; перевод на англ. «Завоевание Луны», 1889). Эта история запоминается благодаря великолепной идее о том, что путешествия в вакуум космоса можно избежать, если временно притянуть Луну к атмосфере Земли с помощью гигантских магнитов. Однако лунная жизнь неоднократно появлялась и иногда в экстравагантной форме - в произведениях писателей, пишущих для Pulp-журналов, в частности, в «Лунной служанке» Эдгара Райса Берроуза (рассказы с мая 1923 по сентябрь 1925 г. Argosy All-Story Weekly; сокращенный выпуск 1926 г.), «Другая сторона Луны» Эдмонда Гамильтона (осень 1929 г.), «Маза Луны» Отиса Адельберта Клайна (1930 г.) и, что самое впечатляющее, «Лунная эра» Джека Уильямсона (февраль 1932 г.). Пришельцы находятся внутри Луны, как это было у Уэллса, или только на ее дальней стороне, или в далеком прошлом. Ностальгическую элегию по лунной жизни предлагает Лестер дель Рей в романе «Крылья ночи» (март 1942 г.).
Мертва она или нет, но Луна была рядом - всего в четверти миллиона миль от нас, - до нее можно было добраться и завладеть ею. Для ранних авторов журналов это стало предметом веры, настолько само собой разумеющимся, что Луна регулярно становилась просто ступенькой на пути к Марсу - как, например, в книге Макса Вальера "Дерзкое путешествие на Марс" (1927 г.) - или к звездам. Лунное путешествие оставалось постоянной темой фантастики 1930-х и 1940-х годов, но оно было более второстепенным, чем можно было бы предположить на фоне шумихи вокруг первой реальной высадки на Луну в 1969 году. Неминуемую возможность космических полетов в реальном ближайшем будущем всерьез воспринимали сравнительно немногие писатели. Эссе Артура Кларка «Мы можем полететь на Луну - сейчас!» (лето 1939 г.) положило начало новой эре реализма, но появление в конце Второй мировой войны революционной ракеты-бомбы V-2 вбило в сознание читателей мысль о том, что космические корабли с ракетным двигателем не за горами. В годы после Второй мировой войны был опубликован ряд фантастических романов, которые возвели первое путешествие на Луну в ранг квазимифа. Роберт Хайнлайн, написавший ранее пронзительный «Реквием» (январь 1940 г.) о пламенной страсти человека, жаждущего побывать на Луне, даже если это путешествие убьет его, написал короткий роман о борьбе того же героя за финансирование первого полета на Луну и продажу миру мифа о покорении космоса: «Человек, который продал Луну» (сборник 1950 г.). Хайнлайн также написал сценарий фильма Джорджа Пэла «Пункт назначения - Луна» (1950), взяв материал из своего дебютного романа «Ракетный корабль Галилео» (1947). Хайнлайн писал реалистические научно-фантастические рассказы о Луне для внежанровых журналов, как и Артур Кларк, главный британский пророк и пропагандист космических путешествий, автор романов «Прелюдия к космосу» (1951) и «Свет Земли» (август 1951 г.). Реалистичные романы для подростков о создании лунных баз написали Лестер дель Рей и Патрик Мур, а британский радиосериал «Путешествие в космос» (роман Чарльза Чилтона «Путешествие в космос» [1954]) еще больше популяризировал эту идею. Пьер Буль решительно переместил миф в мейнстрим фантастики в книге «Сад на Луне» (1964), но к тому времени большинство писателей-фантастов отказались от этой темы как от слишком банальной. Книга Уильяма Ф. Темпла «Стреляй в Луну» (1966) стала одним из последних крупных воплощений мифа о лунных путешествиях в фантастике до того, как Нил Армстронг сделал свой «один маленький шаг».
В научно-фантастической мифологии первая высадка на Луну обычно была прелюдией к быстрой колонизации. Лунная колония вела свою войну за независимость еще в «Рождении Новой Республики» (зима 1931 г.) Джека Уильямсона и Майлза Брейера. Враждебность лунной среды признавалась, но вера в человеческую изобретательность была велика - Джон У. Кэмпбелл-младший написал лучшую лунную робинзонаду «Луна - это ад» (1950), легко превзойдя более скромный «Высокий вакуум» Чарльза Эрика Мейна (1956) Триллеры и мистерии, действие которых происходит на обитаемой Луне, стали обычным делом в 1950-е годы; примерами являются «Город на Луне» Мюррея Лейнстера (1957), «Падение лунной пыли» Кларка (1961) и «Неприятности с Тихо» Клиффорда Д. Саймака (1961). Хайнлайн создал окончательную новую версию рождения новой республики в романе «Луна - суровая хозяйка» (1966), видение которой Джон Варли модифицировал и расширил в романе «Стальной берег» (1992).
Несмотря на свою безжизненность, Луна сохраняла статус инопланетного мира, и люди, посещавшие ее, иногда находили там отголоски давно ушедших времен - артефакты, оставленные для того, чтобы земляне, вырвавшись из своей атмосферной скорлупы, смогли взглянуть на безграничные возможности обитаемой Вселенной. Рассказ Кларка «Страж вечности» (1951) отразил суть этого понятия и стал его архетипическим выражением, в конечном итоге став основой для фильма «2001: Космическая одиссея» (1967). Не менее сложный, но гораздо менее гостеприимный артефакт показан в книге Алджиса Будриса «Злая уна» (Rogue Moon, 1960), а обнаружение на Луне явно человеческого трупа в книге Джеймса П. Хогана «Наследуя звезды» (Inherit the Stars, 1977) стало прелюдией к куда более впечатляющим открытиям. Среди других лунных загадок - «Ледяная яма» Грега Беара Хедса (1990 г).
После 1969 года фантастика, как правило, заглядывает куда дальше Луны, хотя лунные колонии по-прежнему часто встречаются в рассказах в жанре жесткой фантастики. Несмотря на то, что в конце двадцатого века внимание переключилось на орбитальные космические обиталища, до сих пор выходят триллеры и мистические романы, посвященные Луне. Среди них можно отметить «Лоскутная девушка» Ларри Нивена (1980), «Фарсайдская пушка» Роджера Макбрайда Аллена (1988), «Яйцо Грифона» Майкла Суэнвика (1991) и «Лунное правосудие» Чарльза Л. Харнесса (1991). Лунные колонии иногда выживают после разрушения Земли, как в романе Бена Бовы «Когда небо горело» (1973). Бова возвращается к Луне в трех томах своей серии «Рассказы о Гранд Туре»: Добро пожаловать на Лунную базу (1987), Восход Луны (1996) и Лунная война (1997).
Более эффектно Луну использует Колин Уилсон в книге «Паразиты разума» (1967), где она телекинетически перемещается на орбиту Меркурия и покрывается расплавленной массой; Джеймс П. Хоган в уже упоминавшейся книге «Наследуя звезды» (1977), где утверждается, что наш спутник ранее принадлежал разрушенной пятой планете Минерве и был захвачен Землей не далее как 50 000 лет назад; в книге «Решение по Церере» (1981) Боба Шоу, где Луна разрушается в результате столкновения с астероидом; в книге Джона Гриббина и Маркуса Чауна «Двойная планета» (ноябрь 1984 г.) и ее продолжении «Воссоединение» (1991), где она получает совершенно новую атмосферу; и в книге Стивена Бакстера «Лунное семя» (1998), где она также получает (в результате катастрофы) атмосферу, позволяющую срочно эвакуироваться с обреченной Земли. Более неторопливый процесс терраформирования, как видно, происходил в Бездне времени, предшествующей действию романа Джина Вулфа «Книга нового солнца» (1980-1983), где вскользь упоминается, что Луна теперь зеленая благодаря наличию деревьев. В романе Нила Стивенсона «Семь рукавов» (2015) разрушение Луны неизвестным устройством приводит к тысячелетним бедствиям, когда осколки бомбардируют Землю. В романе Энди Вейра «Артемида» (2017), выдержанном в более ретро-стиле и в чем-то напоминающем юношеские произведения Хайнлайна, Луна и ее пятикупольная колония-база используются в качестве места для приключенческого экшена, который сопровождается техническими инфодампами.
На сегодня все. Ваш Дионисий!
На втором или третьем курсе университета, когда мы проходили отечественную литературу 20 века, я думала: какой же крутой Довлатов, как непринужденно и уморительно смешно он пишет, какими современными предстают его рассуждения и зарисовки. Тогда же я раздражалась напыщенностью и высокопарностью Набокова, через силу читала "Весну в Фиальте" и "Лолиту" и не понимала, чего в нем откопали американцы и Нобелевский комитет.
А потом, какое-то время спустя, я перелистывала свой красивый трехтомничек Сергея Донатовича и вдруг с удивлением поняла - не то! Фразы показались какими-то вымученными, в некоторых местах даже жалко-смешными... И с каким же огромным удовольствием я прочла "Камеру обскуру" и "Защиту Лужина". Читала упоенно, вокруг шумело море - я погружалась, но не в него, а в прекрасные страницы, написанные в лучших традициях русской литературы. Интересно, что все именно так совпало, и как я буду перечитываь Довлатова и Набокова еще пару десятилетий спустя